- У меня нет брата. – Мрачный мужчина лет тридцати стоял, прислонившись плечом к дверному косяку и скрестив руки на груди явным жестом отрицания. – Я никогда не видел ни одного человека с длинными черными волосами. Здесь тебе нечего искать.
читать дальше- Но это корчма «У ворона», верно? – уточнил путник, на вид еще достаточно молодой парень, темно-каштановые волосы которого украшали две седые пряди у висков. – И твой отец – старый Ди, ее хозяин, а его жена варит прекрасный суп из курицы, дополняя дивными лесными травами?
- Да, ее суп славится на всю округу, - хмуро подтвердил мужчина. – И старый Ди сейчас на ярмарке в соседнем городе, поехал туда со своим соседом. Но даже если бы он здесь был, он подтвердил бы, что у него только один сын, и у меня нет никакого брата.
- А что это за отметки? – путник указал на зарубки на дверном косяке, с одной стороны и с другой. На внутренней стороне они были выше, на внешней – немного ниже, и закрашены белой краской, как и вся наружная сторона двери корчмы.
- Отец делал зарубки на мой день рождения, - ответил мужчина. – Но не спрашивай меня о тех, что остались снаружи. Никто не вспомнит, откуда они взялись.
- И не вспомнит о том, не проезжал ли через вашу деревню молодой человек лет двадцати пяти, в черном плаще Стражи, с гитарой за плечами и арбалетом, прикрепленным у седла?
- Не вспомнит, - отрезал мужчина. – И тебе повезло, приезжий, что ты сейчас говоришь со мной. Многие из наших ребят не потерпели бы одного упоминания этих мерзавцев, и прогнали бы тебя со двора, погоняя поленом по хребту. Их нет в этом краю, и не ищи их здесь. Если вздумаешь искать их, ищи на землях за рекой, если тебе настолько не дорога твоя никчемная жизнь.
Дверь хлопнула. Путник медленно отошел от корчмы и бросил задумчивый взгляд на ночную дорогу. Впереди его ждал долгий путь.
* * *
Он поправил черную атласную ленту на плече – символ того, что он является принятым гостем на землях клана, а не его, клана, законной добычей – и вошел в зал таверны. Наверное, она ничем не отличалась бы от таверны в любых других землях, если не обращать внимания на то, что все люди в зале имели сложные татуировки на лице. Кто-нибудь знающий мог бы прочитать по ним многое: от семейного положения, рода занятий, уровня мастерства.. вплоть до того, кто из правящего клана считался хозяином этого человека. В этом городе почти у всех эта часть узора совпадала. Они принадлежали молодой Госпоже. Все, кроме одного.
В углу зала, на свободной скамье, расположился молодой музыкант. Длинные черные волосы спускались до пояса, а руки его медленно перебирали струны видавшей виды гитары. На лице у него не было никакой татуировки, а на плече – ни следа какой-либо атласной ленты, ни черной ленты гостей, ни алой ленты друзей, ни белой ленты посланника. Странник приблизился к его столу, медленно кивнул музыканту и опустился на скамью напротив него, жестом заказав у служанки кружку хорошего пива.
- Меня предупреждали об ужасах этих земель, но никогда не говорили, что эти ужасы связаны с бюрократией. – Он принял у служанки кружку, кинув ей взамен серебряную монету. – На то, чтобы получить разрешение, мне понадобилось две недели. Видимо, это все потому, что вампиры не могут стареть, вот и тратят время на эти бессмысленные процедуры.
- Это все потому, что вампиры терпеть не могут общаться с людьми, - криво усмехнулся менестрель, откладывая в сторону гитару. Он пожал своему собеседнику руку, потянулся за своей кружкой и отпил глоток – судя по цвету, какого-то темного травяного настоя. – Они видят в людях либо пищу, имущество, либо угрозу, опасность их вечному существованию. Играть с огнем им неприятно, общаться с имуществом – ниже их достоинства. Поэтому они вынужденно перепроверяют каждого человека по десять раз, выписывая разрешение.
- И все же ты здесь, и я не вижу ни татуировки на лице, ни ленты у тебя на руке, - задумчиво произнес странник. – Имущество они клеймят первым, гостей украшают вторым.
- Я ни то и не другое, старый мой друг, - менестрель окинул взглядом черную ленту на плече своего собеседника. – Я член семьи. Единственный на много миль вокруг человек, являющийся частью клана. За мной стоит моя сестра, за сестрой ее семья, а за семьей стоит весь клан. Последняя шавка здесь знает о сбрендившей с катушек семье, но не решается пойти ей наперекор, потому что все было сделано по самым старинным правилам, равным воздаянием за равную цену, ритуалом, подтвердившим чистоту помысла, и все такое прочее. В следующий раз просто сообщи напрямую мне, и я распоряжусь прислать тебе ленту, причем не черную, но алую. На этих землях тебе всегда будут рады, причем, подозреваю я, еще многие сотни лет.
- Когда мы в последний раз говорили с тобой, у тебя был брат, а не сестра, а твой отец был хозяином корчмы, а не древним чудовищем из страшных историй, которые рассказывают друг другу по ночам перепуганные крестьяне, - криво усмехнулся странник. – Да и что еще за истории про равное воздаяние за равную цену?
- Как ты, наверное, уже догадываешься, меня... приняли не слишком хорошо по возвращении, - медленно проговорил менестрель. Его рука стиснула ручку кружки так, что костяшки пальцев побелели, а по ручке, казалось, даже пробежала едва заметная трещина. – Никого не интересовало, ни как я оказался в рядах Стражи, ни чем заработал оттуда возвращение.. впрочем, последнее мы с тобой зарабатывали вместе. Спустя месяц, или около того, я ехал по небольшому городку, когда вдруг услышал крики. Женские крики в доме, из окон которого уже валили клубы дыма. Как ты понимаешь, когда ты слышишь их, тебе все равно, чьи это крики – вампира, человека или пресветлого альва, ты бросаешься внутрь, особенно если тебе все равно больше нечего терять, кроме собственной жизни. Когда я вынес ее оттуда – молодую девушку лет двадцати – я встретился лицом к лицу с людьми, которые немногим раньше подожгли этот дом. И дальше я просто перечислил им кое-что из того, что мы с тобой видели в Страже за несколько лет. Знаешь, а самый обычный рассказ о великанах, которые варят из людей похлебку, производит неслабое впечатление, особенно если говорит человек, которому больше некуда возвращаться.
Менестрель замолчал и отпил глоток из своей кружки. Чуть заметно вздохнул - и продолжил говорить.
- У них у всех были семьи. Жены. Родители. Дети. Им было, зачем возвращаться домой, и они потерялись перед человеком, у которого больше нет дома. Я сказал им в лицо, что у меня больше нет семьи, но что ее я буду защищать, как свою сестру. Что первый, кто сделает шаг вперед, уже не вернется к жене, потому что будет слишком занят попытками выковырять арбалетную стрелу из своего горла. А потом я просто увез ее на своем коне, пока крестьяне стояли там – готовые сражаться, но неготовые столкнуться с тем, кому нечего терять.
Он отпил еще один глоток.
- Долг жизни они оплачивают жизнью. Для тех, кто является их имуществом, они отдают долги, даруя свободу. Для друзей из другого рода – клятвой ответной дружбы. Для того, кто лишен рода, они отдают долг жизни, включая его в свой род. В глазах окружающих нас с тобой сейчас людей я – странность, досадный курьез, игрушка в руках бессмертных существ, которые дают ей право забавляться, считая себя неуязвимой. В глазах самого клана – один из них, независимо от того, чем я питаюсь и насколько для меня опасно оружие из зачарованного серебра. Я не знаю только одного, старый друг.
Менестрель посмотрел страннику прямо в глаза.
- Почему чудовища, отдавая долг чести, попирают собственные обычаи, а люди ради обычая отказываются от собственной крови? Тех ли называют чудовищами в наших трех королевствах? На это у меня до сих пор нет ответа.
читать дальше- Но это корчма «У ворона», верно? – уточнил путник, на вид еще достаточно молодой парень, темно-каштановые волосы которого украшали две седые пряди у висков. – И твой отец – старый Ди, ее хозяин, а его жена варит прекрасный суп из курицы, дополняя дивными лесными травами?
- Да, ее суп славится на всю округу, - хмуро подтвердил мужчина. – И старый Ди сейчас на ярмарке в соседнем городе, поехал туда со своим соседом. Но даже если бы он здесь был, он подтвердил бы, что у него только один сын, и у меня нет никакого брата.
- А что это за отметки? – путник указал на зарубки на дверном косяке, с одной стороны и с другой. На внутренней стороне они были выше, на внешней – немного ниже, и закрашены белой краской, как и вся наружная сторона двери корчмы.
- Отец делал зарубки на мой день рождения, - ответил мужчина. – Но не спрашивай меня о тех, что остались снаружи. Никто не вспомнит, откуда они взялись.
- И не вспомнит о том, не проезжал ли через вашу деревню молодой человек лет двадцати пяти, в черном плаще Стражи, с гитарой за плечами и арбалетом, прикрепленным у седла?
- Не вспомнит, - отрезал мужчина. – И тебе повезло, приезжий, что ты сейчас говоришь со мной. Многие из наших ребят не потерпели бы одного упоминания этих мерзавцев, и прогнали бы тебя со двора, погоняя поленом по хребту. Их нет в этом краю, и не ищи их здесь. Если вздумаешь искать их, ищи на землях за рекой, если тебе настолько не дорога твоя никчемная жизнь.
Дверь хлопнула. Путник медленно отошел от корчмы и бросил задумчивый взгляд на ночную дорогу. Впереди его ждал долгий путь.
* * *
Он поправил черную атласную ленту на плече – символ того, что он является принятым гостем на землях клана, а не его, клана, законной добычей – и вошел в зал таверны. Наверное, она ничем не отличалась бы от таверны в любых других землях, если не обращать внимания на то, что все люди в зале имели сложные татуировки на лице. Кто-нибудь знающий мог бы прочитать по ним многое: от семейного положения, рода занятий, уровня мастерства.. вплоть до того, кто из правящего клана считался хозяином этого человека. В этом городе почти у всех эта часть узора совпадала. Они принадлежали молодой Госпоже. Все, кроме одного.
В углу зала, на свободной скамье, расположился молодой музыкант. Длинные черные волосы спускались до пояса, а руки его медленно перебирали струны видавшей виды гитары. На лице у него не было никакой татуировки, а на плече – ни следа какой-либо атласной ленты, ни черной ленты гостей, ни алой ленты друзей, ни белой ленты посланника. Странник приблизился к его столу, медленно кивнул музыканту и опустился на скамью напротив него, жестом заказав у служанки кружку хорошего пива.
- Меня предупреждали об ужасах этих земель, но никогда не говорили, что эти ужасы связаны с бюрократией. – Он принял у служанки кружку, кинув ей взамен серебряную монету. – На то, чтобы получить разрешение, мне понадобилось две недели. Видимо, это все потому, что вампиры не могут стареть, вот и тратят время на эти бессмысленные процедуры.
- Это все потому, что вампиры терпеть не могут общаться с людьми, - криво усмехнулся менестрель, откладывая в сторону гитару. Он пожал своему собеседнику руку, потянулся за своей кружкой и отпил глоток – судя по цвету, какого-то темного травяного настоя. – Они видят в людях либо пищу, имущество, либо угрозу, опасность их вечному существованию. Играть с огнем им неприятно, общаться с имуществом – ниже их достоинства. Поэтому они вынужденно перепроверяют каждого человека по десять раз, выписывая разрешение.
- И все же ты здесь, и я не вижу ни татуировки на лице, ни ленты у тебя на руке, - задумчиво произнес странник. – Имущество они клеймят первым, гостей украшают вторым.
- Я ни то и не другое, старый мой друг, - менестрель окинул взглядом черную ленту на плече своего собеседника. – Я член семьи. Единственный на много миль вокруг человек, являющийся частью клана. За мной стоит моя сестра, за сестрой ее семья, а за семьей стоит весь клан. Последняя шавка здесь знает о сбрендившей с катушек семье, но не решается пойти ей наперекор, потому что все было сделано по самым старинным правилам, равным воздаянием за равную цену, ритуалом, подтвердившим чистоту помысла, и все такое прочее. В следующий раз просто сообщи напрямую мне, и я распоряжусь прислать тебе ленту, причем не черную, но алую. На этих землях тебе всегда будут рады, причем, подозреваю я, еще многие сотни лет.
- Когда мы в последний раз говорили с тобой, у тебя был брат, а не сестра, а твой отец был хозяином корчмы, а не древним чудовищем из страшных историй, которые рассказывают друг другу по ночам перепуганные крестьяне, - криво усмехнулся странник. – Да и что еще за истории про равное воздаяние за равную цену?
- Как ты, наверное, уже догадываешься, меня... приняли не слишком хорошо по возвращении, - медленно проговорил менестрель. Его рука стиснула ручку кружки так, что костяшки пальцев побелели, а по ручке, казалось, даже пробежала едва заметная трещина. – Никого не интересовало, ни как я оказался в рядах Стражи, ни чем заработал оттуда возвращение.. впрочем, последнее мы с тобой зарабатывали вместе. Спустя месяц, или около того, я ехал по небольшому городку, когда вдруг услышал крики. Женские крики в доме, из окон которого уже валили клубы дыма. Как ты понимаешь, когда ты слышишь их, тебе все равно, чьи это крики – вампира, человека или пресветлого альва, ты бросаешься внутрь, особенно если тебе все равно больше нечего терять, кроме собственной жизни. Когда я вынес ее оттуда – молодую девушку лет двадцати – я встретился лицом к лицу с людьми, которые немногим раньше подожгли этот дом. И дальше я просто перечислил им кое-что из того, что мы с тобой видели в Страже за несколько лет. Знаешь, а самый обычный рассказ о великанах, которые варят из людей похлебку, производит неслабое впечатление, особенно если говорит человек, которому больше некуда возвращаться.
Менестрель замолчал и отпил глоток из своей кружки. Чуть заметно вздохнул - и продолжил говорить.
- У них у всех были семьи. Жены. Родители. Дети. Им было, зачем возвращаться домой, и они потерялись перед человеком, у которого больше нет дома. Я сказал им в лицо, что у меня больше нет семьи, но что ее я буду защищать, как свою сестру. Что первый, кто сделает шаг вперед, уже не вернется к жене, потому что будет слишком занят попытками выковырять арбалетную стрелу из своего горла. А потом я просто увез ее на своем коне, пока крестьяне стояли там – готовые сражаться, но неготовые столкнуться с тем, кому нечего терять.
Он отпил еще один глоток.
- Долг жизни они оплачивают жизнью. Для тех, кто является их имуществом, они отдают долги, даруя свободу. Для друзей из другого рода – клятвой ответной дружбы. Для того, кто лишен рода, они отдают долг жизни, включая его в свой род. В глазах окружающих нас с тобой сейчас людей я – странность, досадный курьез, игрушка в руках бессмертных существ, которые дают ей право забавляться, считая себя неуязвимой. В глазах самого клана – один из них, независимо от того, чем я питаюсь и насколько для меня опасно оружие из зачарованного серебра. Я не знаю только одного, старый друг.
Менестрель посмотрел страннику прямо в глаза.
- Почему чудовища, отдавая долг чести, попирают собственные обычаи, а люди ради обычая отказываются от собственной крови? Тех ли называют чудовищами в наших трех королевствах? На это у меня до сих пор нет ответа.
@темы: tales