Фигура, сидевшая на шпиле городской ратуши, издалека напоминала каменную статую, если не обращать внимания на кружащий вокруг нее поток Теней самой разной степени насыщенности. Было не очень понятно, как она держится на этом шпиле, и это не до конца объясняли даже широко распахнутые, подрагивавшие, словно в некотором напряжении, иссиня-черные крылья. Руки мужчины сплетали из этой темноты странные узоры, на которых было сосредоточено все его внимание. Тем не менее, появление гостьи он не пропустил.
Рядом, медленно складывая белоснежные крылья, на украшавшую крышу каменную горгулью опустилась молодая женщина. Она же и первая нарушила тишину, в которой с тихим шелестом кружил водоворот Теней.
- Что тебе удалось выяснить? Насколько все тяжело?
- Порядком. Этот город тяжело болен, – вздохнул мужчина и опустил руки. Круговорот Теней замедлился, часть из них и вовсе растаяли в воздухе, но некоторые продолжали неспешно колебаться в воздухе неустойчивыми призраками. – Тот случай, когда, как говорят, проще нарожать новых детей, чем отмыть этих. Но я боюсь, что попытаться нам все-таки придется.
Он устало потер виски. Она тоже вздохнула – и улыбнулась.
- Не попробуешь – не узнаешь, ведь так?
Вокруг нее с неслышным шелестом закружились солнечные зайчики, повинуясь легкому мановению тонкой руки. Мужчина провел ладонью по воздуху, и тени, перестав хаотично колебаться в воздухе, взметнулись вверх, танцуя с легкими солнечными зайчиками, сливаясь с ними воедино, образуя переливчатую ткань, которая одновременно излучала и поглощала свет, притягивала и отталкивала внимание, существовала и не существовала, насколько это вообще было возможно – а частично и за пределами этого самого «возможного».
Под мерный речетатив тихого мужского голоса, в который шаг за шагом вливались еще более тихие, размеренные и гармоничные нотки голоса женского, нить разворачивалась в ткань, а ткань разворачивалась в полупрозрачную пелену, медленно заполнявшую все окружающее пространство....
....
Наутро город сиял своими яркими красками, изумрудом витражей, серебром куполов и резных перил на изящных мостах, сверкал отблесками солнца на призрачно-красивой мостовой, успокаивал случайного путника прохладными тенями под большими, раскидистыми зелеными рощами.
На крыше ратуши не было шпиля. Его там вообще никогда не было.